Артамонов Валерий Анатольевич
Уолтер Лонт Палмер
Артамонов В. А.
Дорофеев Сергей
Брусилов Станислав
Рассказ Скребицкого " ПОРОША ."
Зима — это лучшее время для охотника-следопыта.
Но особенно хорошо самое начало зимы - первые пороши .
Нам, охотникам, нужно, чтобы снегу нападало побольше. Однако очень плохо,
если он будет сыпать всю ночь до утра. Тогда в лес хоть не ходи:
ведь большинство зверей днём спит, а ночью бродит в поисках пищи.
Значит, если снег шёл всю ночь, он засыпал не только старые, но и свежие следы,
и поутру их не найдёшь. Самое лучшее для охоты, когда снег перестанет идти
ещё с вечера. Утром охотнику будет над чем потрудиться, разгадывая, что делали ночью
четвероногие обитатели леса и куда они укрылись на дневной отдых.
С каким нетерпением ждёшь всегда первой пороши, а она, как нарочно, никак не выпадает.
Так было и в этом году. Осень стояла холодная. Голая земля промёрзла
и была твёрдая как камень, а зима всё ещё не наступала.
Но вот потеплело, и к вечеру пошёл снег. Крупные мохнатые снежинки
закружились в воздухе. С каждой минутой их становилось всё больше, больше,
и наконец снег повалил хлопьями, затягивая окрестность мутной дрожащей пеленой.
В один миг ступени крыльца нашей лесной сторожки, и лавочка перед окном,
и ветви старых сосен сделались белыми, пушистыми. А снег всё не переставал.
Я накинул на плечи полушубок и вышел на крыльцо.
С запада, нагоняя тучи, тянул слабый ветерок. Но он уже не обжигал лицо,
не колол морозными иглами. Воздух был чистый и свежий, и в нём как-то особенно хорошо
пахло молодым, только что выпавшим снегом. Начинало смеркаться. Кругом было совсем тихо,
как бывает только зимой в старом, глухом лесу перед наступлением ночи.
Я стоял, прислонившись к перилам крыльца, следил за тем, как из мглистого
вечернего неба сыпал и сыпал на землю белый пух зимы, слушал отдалённые голоса в деревне
и думал о том, что ещё только вчера вечером я был в городе, шёл, торопясь на вокзал,
по асфальтовым улицам, мимо ярко освещенных магазинов, среди оживлённой толпы людей…
А здесь — лиловая полумгла заката, покрытая снегом поляна возле сторожки,
сосны да ели кругом… Ни блеска огней, ни автомобильных гудков, только изредка ветер
чуть-чуть зашуршит в вершинах деревьев…
— Что, на снежок любуешься? — спросил меня старичок лесник, выходя на крыльцо сторожки.
— Да, хорошо, дедушка.
Мы постояли ещё немного и пошли в дом. Наутро лесник разбудил меня чуть свет.
— Вставай — пороша! Снег ещё с полночи перестал, тепло, след как печатанный будет.
Мы наскоро напились чаю. Я оделся, взял ружьё и вышел из дому.
Мороза не было. Снег под ногами совсем не скрипел, и мои следы от валенок
оставались на нём действительно как отпечатанные.
Я шёл по узкой лесной тропинке. С обеих сторон над ней нависали мохнатые
белые ветви деревьев. Изредка снег срывался с них и падал на землю
тяжёлыми хлопьями, а освободившиеся ветки потом ещё долго покачивались, и ещё долго
дрожала в воздухе снежная пыль.
Я внимательно оглядывался по сторонам, рассматривая различные следы.
Вот между кустами снег будто прострочен — это набродили мыши. А вон от дерева к дереву
проскакала белка, и её следы тоже чётко виднеются на снегу.
Рябчик набегал по лесной полянке — видно, разгуливал здесь на зорьке.
Из-под снега торчат кое-где кустики черники, брусники, и птичьи следы виднеются возле них.
Значит, лесной петушок склёвывал здесь последние уцелевшие ягоды.
Я пошёл краем поляны. Вдруг в ельнике послышался быстрый трескучий взлёт — рябчик!
Взлетел и тут же затаился где-то среди густых еловых веток. Выждав немного,
чтобы рябчик успокоился, я осторожно достал из охотничьей сумки манок и засвистел.
Иногда в начале зимы в тёплые дни рябчик отзывается на манок, но это бывает не часто.
Я подождал, послушал и ещё поманил. Никто не откликнулся мне из глухой еловой чащи.
Я спрятал манок и побрёл дальше, поглядывая по сторонам и прислушиваясь
к негромким звукам хмурого зимнего леса.
Где-то невдалеке стучал дятел, выколачивая из шишки крылатые семена, да попискивали,
перелетая с дерева на дерево, хлопотливые синицы.
Я прошёл через густой ельник и вышел на свежую порубку.
Тут прямо с краю вокруг сваленной осины весь снег был в заячьих следах
и вся кора с сучков и веток дочиста обглодана. Зайцы объели даже те сучки,
которые находились от земли выше чем на полметра.
Я невольно представил себе, как трудились здесь ночью длинноногие, длинноухие зверьки.
Держа ружьё наготове, я обошёл порубку и, найдя выходной заячий след, осторожно,
чтобы не затоптать его, пошёл рядом, сторонкой. Видно, в эту ночь заяц бродил недолго.
Да так и следовало ожидать: в оттепель после пороши зайцы обычно много не ходят:
покормятся — и спешат поскорее на лёжку.
Скоро следы начали путаться. Верно, мой белячок решил отправиться на покой.
Я не стал разбираться в замысловатых заячьих петлях, а сделал широкий круг
и сразу попал на выходной след. Прошёл немного. Вот опять петли, опять выходной след
и другой такой же прямо по нему, но уже в обратную сторону.
Я хорошо знаю все эти заячьи хитрости. Это всё натворил тот же самый беляк
— сначала побежал в чащу, потом вернулся назад своим же собственным следом.
А затем сделал сметку —- огромный прыжок в сторону, ещё и ещё,
и снова запрыгал мелкими прыжками. За первой сметкой невдалеке оказалась вторая,
за ней третья. Значит, заяц был старый, видавший виды. Ишь ведь сколько напутал,
не скоро и разберёшь.
За третьей сметкой заяц прошёл ещё немного кустами и выбежал на поляну.
Тут он, видно, сел, осмотрелся кругом, прыгнул раз, другой и направился прямо к старой,
поваленной бурей сосне.
Сердце у меня так и застучало: «Здесь он! Иначе и быть не может!»
Я остановился, чтобы немного успокоиться. Сколько охочусь — скоро уж сорок лет будет
, — а вот до сих пор даже дух захватит, как заметишь лёжку и начнёшь к ней подбираться.
Ещё раз проверив, взведены ли курки, я начал осторожно подходить к лёжке,
подходить так, чтобы хитрый косой не выскочил с другой стороны дерева за ветками,
— тогда и выстрелить не удастся.
Вот и сосна. Она вся завалена снегом, только под самым стволом осталась узкая щель,
и прямо туда уходит заячий след. А где же сам заяц? Выходного следа не видать
— значит, здесь. Я легонько стукнул ногой по стволу . Но заяц не выскочил .
Стукнул сильнее, — никого. Да куда же он девался? Я обошёл дерево со стороны кроны
и начал трясти рукой за ветки, сбивая снег. «Не может быть, чтобы он лежал так крепко!
Видно, всё-таки ушёл. Надо посмотреть, где же выходной след»,
С досады я сильно стукнул ногой по нижней лапчатой ветке. И вдруг прямо из-под неё
что-то метнулось в сторону, мелькнули чёрные кончики ушей, и матёрый беляк
огромными прыжками понёсся через поляну. Я вскинул ружьё. Выстрел.
И заяц закувыркался в снегу. Запыхавшись. подбегаю к нему.
Он уже затих, лежит на боку — большой, весь белый и пушистый, как этот выпавший снег,
только глазок темнеет, как круглая блестящая пуговка, да уши на концах совсем черные.
Перекинув зайца через плечо, я направился дальше. Вот и ещё новый заячий след.
Но я не пошёл по нему. Теперь мне просто хотелось побродить по лесу,
понаблюдать его жизнь.
…Короток зимний день, не заметишь, как он уже и прошёл. Начало смеркаться.
Я вышел на лесную опушку. Вечерело. В дальней деревне зажигались первые огоньки.
https://www.miloliza.com/skrebitskij-rasskazy-o-prirode-dlya-detej/263-rasskaz-skrebitskogo/10611-porosha